Прекрасная пора, очей очарованье,
Сказал про осень как- то человек
Пора достойная признанья
И в этот наш двадцатый век.
Иду я в степь, смотрю я в даль холодную,
Смотрю как травы, красоту теряют,
И как природа в реки полноводные
Свою красу земную отражает.
Как журавли неровным клином небо
Расчертят, вдруг до боли закричав,
И кажется, что вместе быль и не быль,
Сольются в слово тихое – печаль.
Виновных нет в печали и в разлуке
Для встреч и расставаний мы живем.
Омоет осень золотые руки
Своим спокойным затяжным дождем.
И будут помнить люди: было лето
И будут помнить, что настала осень,
И будут помнить, что кого-то, где-то
А может рядом, смерть с собой уносит.
И будут помнить, что приходит старость,
Морщины, мелкие изменят лица
И прошлое, что в памяти осталось,
Никак не сможет снова возвратиться.
И зерна хлеба обожгут ладони,
Моих раздумий, укрепляя нить
Все это снова заставляет помнить
Мы умираем, чтобы снова жить.
Желтеют листья, улетают птицы,
Стремятся с криком журавли домой
А над землей задумчивая осень
Склонилась, оглушая тишиной.
Аминь.
Прочитано 10222 раза. Голосов 1. Средняя оценка: 5
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
2) Огненная любовь вечного несгорания. 2002г. - Сергей Дегтярь Это второе стихотворение, посвящённое Ирине Григорьевой. Оно является как бы продолжением первого стихотворения "Красавица и Чудовище", но уже даёт знать о себе как о серьёзном в намерении и чувствах авторе. Платоническая любовь начинала показывать и проявлять свои чувства и одновременно звала объект к взаимным целям в жизни и пути служения. Ей было 27-28 лет и меня удивляло, почему она до сих пор ни за кого не вышла замуж. Я думал о ней как о самом святом человеке, с которым хочу разделить свою судьбу, но, она не проявляла ко мне ни малейшей заинтересованности. Церковь была большая (приблизительно 400 чел.) и люди в основном не знали своих соприхожан. Знались только на домашних группах по районам и кварталам Луганска. Средоточием жизни была только церковь, в которой пастор играл самую важную роль в душе каждого члена общины. Я себя чувствовал чужим в церкви и не нужным. А если нужным, то только для того, чтобы сдавать десятины, посещать служения и домашние группы, покупать печенье и чай для совместных встреч. Основное внимание уделялось влиятельным бизнесменам и прославлению их деятельности; слово пастора должно было приниматься как от самого Господа Бога, спорить с которым не рекомендовалось. Тотальный контроль над сознанием, жизнь чужой волей и амбициями изматывали мою душу. Я искал своё предназначение и не видел его ни в чём. Единственное, что мне необходимо было - это добрые и взаимоискренние отношения человека с человеком, но таких людей, как правило было немного. Приходилось мне проявлять эти качества, что делало меня не совсем понятным для церковных отношений по уставу. Ирина в это время была лидером евангелизационного служения и простая человеческая простота ей видимо была противопоказана. Она носила титул важного служителя, поэтому, видимо, простые не церковные отношения её никогда не устраивали. Фальш, догматическая закостенелость, сухость и фанатичная религиозность были вполне оправданными "человеческими" качествами служителя, далёкого от своих церковных собратьев. Может я так воспринимал раньше, но, это отчуждало меня постепенно от желания служить так как проповедовали в церкви.
